МОЙ ЛИМОНОВ

В книжке «Дети гламурного рая» есть вклейка с его старыми фотографиями. Харьков, Москва, Нью-Йорк, Париж. И снова Москва. Пять, а то и больше совершенно разных людей, по нелепой случайности они носят одну фамилию. К некоторым из них я равнодушен, некоторых не люблю. Мой Лимонов – совсем другой.

читать дальше
Я встретил его недавно в ЦДЛ на вечере памяти Алексея Хвостенко. Хвоста. Того самого.
Вечер был камерный, малый зал. Ни прессы, ни телевидения, никаких помпезных фуршетов. В зале милые старички, Паша Крючков из «Нового мира» и я. Моложе меня – только лимоновские охранники.
Не думаю, что Лимонов пришёл туда для пиара. И не думаю, что Хвост был ему так уж дорог. Хотя Эдуард Вениаминович и сказал красивую фразу о том, что Наталья Медведева и Хвостенко поют сейчас вместе песни на небесах. Дорог не Хвост, дорога вся эта прежняя жизнь. СМОГисты, лианозовцы, даже эмигранты третьей волны, со многими из которых он враждовал.
Вечер тех, чьё время безвозвратно ушло. Говорю это без издевки, я ведь и сам там был. Наверное, подсознательно Лимонов понимает, что его место там – среди героев 70-х – 80-х. Хоть он и пытается выглядеть ультрасовременно и быть в потоке, всё-таки его место там. Его ещё арестовывают на «Маршах несогласных», с его именем по-прежнему ассоциируются чёрные знамёна и поднятые вверх кулаки. Но сами чёрные знамёна и поднятые кулаки устарели. Сегодняшний радикализм должен выглядеть как-то иначе, не так, как в 1968 или 1992 годах. Бунт по-лимоновски остался в прошлом. Впрочем, в прошлом осталось полстраны. По собственному желанию. Слишком уж мрачным выглядит наше будущее. Даже охранники его, молодые ребята с интеллигентными лицами, – тоже оттуда, из восьмидесятых. Они не монтируются с реальностью за окном, хотя им, наверное, лет по двадцать.
А ещё я обратил внимание, как он постарел. Чуть сутулится, держится немного церемонно и старомодно. Это опять-таки не в упрёк. Мне такой Лимонов как раз симпатичен. С возрастом в нём проступает что-то человеческое. Не что-то, а действительно человеческое. Он устал, он сбивается, он не очень хорошо чувствует ситуацию. И это гораздо симпатичнее, чем всякие мускулистые жесты.
Не мне его судить, он уже однажды был под судом. Когда ему объявили приговор (первоначально срок был очень велик, кажется, двадцать лет), по дороге в суд в автозаке (Лимонов упорно говорит: «автозэк») он пел песню Хвостенко «Рай»: «Гуляют там животные невиданной красы...» Слова, конечно же, перепутал. Слух у него отсутствует. Не важно. Перед этой картинкой, говорит Лимонов, совершенно терялись прокуроры, менты, тюрьма. Было такое ощущение, что вокруг стояла и пела вечность.
Он очень хорошо вспоминает. Говорит искренне и нелепо. Слушать его интереснее, чем читать. Я вообще думаю, что он не писатель. Без обид. Он просто ошибся дверью. Персонажи часто хотят быть авторами. Но они персонажи, действующие лица, герои. Рядом с Лимоновым по идее должен был бы жить ещё один Лимонов, другой Лимонов, который описывал бы его жизнь. А так – пришлось ему самому.
Я тоже не отказался бы от второго Яна Шенкмана где-то рядом, неподалёку. В одиночку не справиться, в одиночку – невмоготу.
Но таких, как мы с Лимоновым, больше нет. Некому посмотреть на героев со стороны. Не доверять же это дело читателю. Нет никого вокруг, только Бог. Он всё покажет нам на Страшном суде.
Есть такая версия у богословов. Дескать, Страшный суд – не суд, а кино, где ты в главной и единственной роли. Тебе показывают всю твою жизнь, заснятую опытными соглядатаями, операторами из небесной телекомпании. Видно каждый жест, слышно каждое слово. Весь позор, всю грязь, все нелепости и враньё.
И тебе становится плохо с сердцем. Как Борису Виану на просмотре фильма по собственному сценарию. Он так и умер в зале, подняв голову на экран.
Но фиг с ним, с сердцем. Это – большая литература.
Я вообще думаю, что Страшный суд – мечта любого писателя.


Ян ШЕНКМАН

Отсюда - www.litrossia.ru/article.php?article=3553