себе

[Les-roses]

*божечки, Холмогоров читает Всю королевскую рать*
Поскольку гребаный фейсбук уползает, под морем его посты, чтоб посмотреть потом. Статью обещает, зайко

"Общество никогда не совершит самоубийства" - говорит Вилли Старк Адаму Стентону.
Глядя на современную Европу я не так уж в этом уверен. По моему это именно оно.

О Лонге:
holmogor.livejournal.com/3752413.html
из комментов: В целом "Вся королевская рать" по нему не так и прохаживается, и положительные результаты его деятельности тоже упоминает, но роль рузвельтовцев, замаскированная выстрелом "врача-одиночки", конечно, не раскрыта.
Так и врач не стрелял. Обоих скосила охрана Хьюи. В отличие от Старка его охраняло десятка два нацгвардейца.
Вилли Старк это не Хьюи Лонг. "Роль рузвельтовцев" Уоррена не интересовала от слова совсем. Хьюи интересен тем что он был настоящим, кристальным демократом. В самом прямом смысле.
(ну хоть кто-то это сказал, не Холми)
В ЖЖ тоже капслоком что Старк - не Лонг, что роман ваще не про то, но разве ж Холмогоров услышит?

Во "Всей королевской рати" ключевой и болезненной проблемой для Отца и сына Старков становятся отец и дочь Фреи.
Совпадение? Не думаю.
Все-таки у нас и у американцев совершенно разное отношение к классике. У нас автора назвавшего героев Болконским или Раскольниковым запинали бы даже если бы персонажи совсем не были похожи.


Вообще на "ВКР" можно изучать технологию клеветона.
Берется прототип - Хью Лонг. Берутся все его достоинства - строительство дорог, школ и больниц, налогообложение корпораций и богачей, невероятная популярность у простых людей. Умалчиваются некоторые черты обнародование которых совсем уж противоречит задаче клеветона - борьба с расовой дискриминацией. И... к этим достоинствам пришивается просто другой человек - циник, шантажист, пьяница и блядун без тормозов с религиозной простушкой женой и сыном спортсменом, распутником и хамом.
И вот уже реальная деятельность и политическая программа Лонга предстают как продукт деятельности вымышленного гопника и алкаша Старка.
Интересно, кстати, что жена и сын Лонга вообще противоречат нарисованной Уорреном картине. Роуз Макконел год после смерти Лонга занимала его место в Сенате. Была третьей женщиной сенатором в истории. А сын - Рассел Лонг был 40 лет сенатором, председателем сенатского финансового комитета и лидером сенатского большинства. И никаким американским футболом конечно не занимался. А младший брат Хью Лонга - Эрл был трижды губернатором Луизианы и продолжил программу Хью.
Та же история и с убийцей Лонга Вейссом. Вейсс застрелил Лонга (если конечно не права конспирологическая теория об убийстве агентами секретной службы Рузвельта) по банальной причине - Лонг добился смещения с должности его тестя - судьи Пэви, при этом сделав оскорбительные для юга намеки на негритянских предков судьи (а соответственно и его дочери - жены Вейсса).
Вместо этой банальной истории, скорее всего прикрывающей убийство по заказу из Вашингтона, Уоррен сочиняет брата и сестру Стэнтонов, придумывает сложную сцепку причин которая приводит Адама к убийству. Делает беспримесный акт политического киллерства чем-то почти благородным.
Короче, учитесь грамотно клеветать.
(зайко же, зайко!)

из комментов:
Во-первых, послевоенный Юг был вынужден искать ответ на вопрос о поражении, учитывая новое популярное общественное настроение - прагматизм. Это было одной из основ американской доктрины прогресса - успех нации возможен потому что ее задачи благородны. На этой теме сосредотачивались литераторы-северяне. Южане в свою очередь яростно доказывали что это не так, что успех Севера в войне не является доказательством того что Север - это достойная нация, настаивая на том что хорошее дело зачастую оканчивается неудачей. Как заметил один из южан, "Только атеист принимает успех как criterion праведности" и Господь зачастую решает "что храбрецы и праведники… могут проиграть". (Southern Historical Society Papers, vol 9, p. 81)
Для Юга было жизненно необходимо, что Север не только был неправ, но и был сам по себе какой-то дьявольской силой. Юг спрашивал себя может ли нация которая произвела Вашингтона и Ли быть равной нации состоявшей из янки, немцев, ниггеров и ирландцев. На солдат- северян навешивались все грехи - трусость, жестокость, варварское обращение с пленными, пьянство и т.д. Редактор "Южного Литературного Вестника" обявил, что "южанин ныне, как и всегда… был выше чем северянин". (Pollard, Edward. Lee & His Leutenants. N.Y., 1867. р. 94)
Это была одна из основ - заложенных в конце XIX века. Далее, начало ХХ ознаменовалось двумя вещами. С одной стороны, рост индустриализации и технического прогресса заставлял американцев тосковать о потере ценностей аграрной цивилизации, с другой же стороны, "религией" Америки после 1900 г. становится национализм. Не только Юг, но и вся Америка гордилась концепцией WASP - белый, англосакс, протестант, а клановские романы Т. Диксона-мл. "Пятна леопарда" и "Клансмен" (по которому был снят фильм "Рождение нации") читались с одинаковым успехом от Иллинойса до Луизианы.
Популярный образ 20-х годов ХХ века - эпохи джаза, сухого закона, гангстерских войн и "Великого Гэтсби", на первый взгляд, не очень вяжется с интересом к Войне. Однако, и в "ревущие двадцатые" и в последующие годы Великой депрессии тема Гражданской войны была достаточно значимым элементом американской культуры. Понятие "потерянное поколение" появилось куда позднее чем в 20-е гг. Несмотря на успех таких работ как "Еще вчера" Люиса Аллена и "Наше время: Соединенные Штаты 1900-1925" Марка Салливэна настрой читающей публики был далек как от неприкаянного, напряженного менталитета "потерянных" так и от настроя героев Скотта Фитцджеральда. Самым популярным автором за первые тридцать лет ХХ века, книги которого несколько раз объявлялись книгами столетия(!) был Джин Портер со своими моралистическими романами. А одной из самых популярных книг в первой трети ХХ в. был "Справочник бойскаута" - к тому моменту эта организация насчитывала в своих рядах около миллиона членов.
Средний американец из какого-нибудь Пьюласки, шт. Теннесси желал чего угодно, кроме перемен. Среднему американцу было наплевать на моральную революцию, о которой писал Аллен, скорее он был озабочен как бы обрести старые устои в новом времени. В противоположность кажущемуся, джаз был менее популярен чем книги по практическому христианству. Как говорили, можно бросить яйцо из окна поезда на любой железной дороге и попасть в фундаменталиста. Городская жизнь с ее безликостью, а также волны иммиграции несли в себе мало привлекательного. Американца привлекали старые ценности, которые он пытался обрести в истории и патриотизме, а так же "стопроцентный" американизм. Это объясняет возросшую численность Ку-клукс-клана в 20-е годы, так как Клан предлагал рядовому американцу именно это. Между 1910 и 1925 гг. численность Клана подскочила с 5 тысяч до 5 миллионов человек. Несмотря на крестовые походы против "ниггеров, евреев и красных", т.е. на "нежелательные элементы в 100-процентном американском обществе" Клан ассоциировался с тем, что называлось "цели и дух пионеров".
В своем желании вновь обрести старые моральные ценности американцы опять обратили свои взоры на Гражданскую войну. Для них она была все еще живым прошлым. Генерал Симон Боливар Бакнер, сдавший в свое время Форт Донелсон генералу Гранту, умер на своей ферме в Кентукки в 1914. Флора Кук Стюарт умерла в 1923, почти семьдесят лет спустя, как бравый лейтенант Джеб Стюарт предложил ей руку и сердце в далеком форте в Канзасе. Только в 1927 в своем доме в Аллеганских горах умер генерал Джон МакКослэнд. Некоторые из участников боев были еще живы (Последний солдат Гражданской войны, Алан Вулсон из Миннесоты, участник Геттисбергского сражения умер в 1956 г.) , а проводившиеся на Юге почти повсеместно традиционные парады оставшихся в живых конфедератов и вовсе не являлись чем-то экстраординарным, причем освещались прессой чуть ли не со слезами умиления. В 1920-х годах повсеместно возникали различные движения за сохранение исторического наследия. Желание сохранять и приумножать любые очевидные связи с прошлым было очевидно.
В 1930-х гг. интерес к Гражданской войне не ослаб, более того - он рос. В годы Депрессии национальный настрой Америки обратился внутрь, на самое себя. Отчасти это было попыткой ответа на вопрос, как страна, взращенная на принципах неотвратимого успеха, могла прийти к такой социальной катастрофе. Старый тезис о том, что Америка побеждает всегда, не увязывался с наступившими временами. Миллионы американцев, взращенных на принципах, что упорный труд и следование моральным принципам ведут к успеху, столкнулись с обратным. Доктрина прогресса провалилась, так как многие осознали, что можно трудиться в поте лица, любить ближнего своего и запросто потерять работу.
Югу, а особенно южным литераторам, в силу ряда естественных причин, было проще понять этот крах и донести это объяснение до нации. Ни один другой регион страны не породил таких писателей, как Уильям Фолкнер, Роберт Пенн Уоррен, Эрскин Колдуэл, Карсон МакКаллерс и др. Они были последним поколением, которое помнило живых ветеранов-конфедератов и слышало с пеленок истории о поражении Юга. Они писали об обществе чьи составляющие были сметены той силой - и в этом Юг, и только Юг, мог сравнить себя с Европой - имя которой - полное поражение и оккупация.
Нация, вкусившая горечь экономического кризиса, и испытавшая разочарование, поневоле начала себя сравнивать с тем самым Югом, также испытавшим крах. В течение 30-х было выпущено в свет около шестидесяти романов и повестей о довоенном Юге и Войне, самые знаменитые из которых - "Красней же роза" Старка Янга, "Событие при Акиле" Херви Аллена и "Унесенные ветром" Маргарет Митчелл. Огромная четырехтомная биография Ли лауреата Пулитцеровсской премии Дагласа Фримена по праву доминировала на другом крыле печатных изданий - среди научных работ о Юге того времени.
Юг, можно сказать, выиграл войну, проиграв ее на поле брани, но одержав верх в литературе. Пожалуй только Авраам Линкольн был серьезным соперником Конфедерации по числу работ о той Войне. В этой литературе, кстати, образ старого Юга был отлакирован до ослепляющего блеска. Но публике это нравилось - грохот Великой Депресии стоял в ушах и чем сильнее он гремел, тем сильнее была потребность как-то его избежать. По существу это была какая-то общенациональная эпидемия эскапизма. Пытаясь найти хоть какое-то успокоение в иллюзорном мире, в разных его воплощениях - на целлулоиде Голливуда, в "мыльных" радиопостановках, в пухлых романах, нация находила сравнения с тем, как ей казалось "золотым" временем, закончившимся так трагично. Равно как и получили успех различные научно-популярные издания по американской истории и культуре. За десять лет тираж "Ридерз Дайджест" возрос с четверти миллиона до семи миллионов. Бестселлерами десятилетия были романтические исторические романы, такие как "Северо-западный проход" и "Барабаны вдоль Могаука".
Длительный успех романа Митчелл, лучшей книги 1937 и 1938 годов, а потом не менее оглушительный - у фильма, показал, что публика хотела видеть в своем представлении о Конфедерации. Роман, по существу, продолжил традицию описания Юга как Виргинии. Забавно, что митчелловская сага не описывает Виргинию времен Ли - действие романа происходит в центральной Джорджии, на Нижнем Юге, однако, образ выписанный Митчелл - это образ Средней Виргинии, корни которого растут из романтических писаний писателей-южан конца XIX в. Роман повествует о стране желтых жасминов, радостных слуг, благородных мужчин и красивых лошадей. (На том самом барбекю где Скарлетт впервые повстречала Рэтта Баттлера она сидела на лужайке, окруженная "семью кавалерами, красивыми как чистопородные жеребцы и такими же опасными". Вокруг же "сновали улыбающиеся негры… в радостном возбуждении как и всегда было на приемах". - Mitchell, Margaret. Gone with the wind. N.Y., 1936., p. 63) Такакя "красивость" была проглочена публикой на ура. "Нью-Йорк Таймс" поддавшись очарованию мифологизированного Юга писала, что мятежный Юг был страной "счастливых и любящих хозяев рабов", в которой жили молодые люди "с романтическими именами как Стюарт и Эшли". (New York Times. 30.06.1936)
"Унесенные Ветром" были вершиной конфедеративного взгляда на прошлое, куда стремилась в своих иллюзиях нация. За два года до Митчелл Старк Янг закончил свою сагу о плантации "Райского Дерева". "Красней же роза", как фильм так и картина, повествовала о той же стране, с величественными особняками, радостными рабами, куда вторглись грубая и безжалостная сила в лице федеральных солдат. Джулия Петеркин описывала романтическое общество, которое никто не превзошел ("Теките, воды Иордана"), а Френсис Грисволд в "Приливах Малверна" рассказывал историю южной семьи которая вела происхождение от древних норманнов.
Такой романтический образ мятежников был не только средством для эскапизма. Множество американцев верило что сильные личности и способствующие тому события способны изменить судьбу. С приходом Депрессии нудные теории о постепенном развитии и неизбежном прогрессе были отброшены этим множеством и вместо этого в умах воцарилась мысль что прошлое можно лучше понять, зная что в ключевые моменты несколько сильных людей повлияли на ход событий.
Иными словами появилась концепция "могло бы быть" или "постоянного если". В приложении к Войне это звучало так, что "ход развития Америки вовсе не вел к Войне", "Война не была столь уж неизбежной" и т.д. Юг же, в свою очередь, никогда не принимал Войну как неизбежное событие, случившееся в ходе развития страны, и вызванное, как это ни парадоксально, прогрессом. Для Юга Война произошла из-за ряда случайностей. Из этого легко выходило, что война могла окончиться иначе. Для южан в 30-х годах признать, что гибель Конфедерации была неизбежной, означало принять веру в прогресс со всеми такими его отрицательными чертами, как урбанизация, индустриализация и др. Для консервативного южного сознания, где доминировала традиция "неменяющейся постоянности" такое было невозможно. Это означало отказ от привычного уклада жизни.
Таким образом, для южан война была не просто моментом в ходе истории страны, но событием, до сих пор длящимся. У.Фолкнер в "Осквернителе праха" дает такому факту достаточно верное объяснение. Он описывает момент, когда адвокат Гэвин Стивенс объясняет своему племяннику, почему Юг всегда оглядывается, и смотрит на свое прошлое. Стивенс говорит, что для каждого южного парня до сих пор длится и будет длиться всегда - жаркий день 3 июля (имеется в виду последний день Геттисбергского сражения), когда генерал Джордж Пиккетт отдал приказ к атаке. Атака Пиккетта уже случилась, но для каждого южного паренька она еще продолжается, и может быть в этот раз она окончится удачно. Концепция "постоянного если" использовалась и другими писателями как на Севере, так и на Юге. Клиффорд Дауди, автор одной из биографий Ли в романе "Горны более не звучат" (1937 г.) устами своего героя говорил, что судьба Войны решилась в Антитэме - если бы у южан была бы еще одна дивизия, МакКлеллан был бы разбит. Для Джозефа Хергешаймера в "Мечах и Розах" (1929) поворотной вехой была битва при Шайло, где погиб Альберт Сидни Джонстон, буде оный прожив долее непременно бы вывел Конфедерацию к тому светлому времени, когда Север не смел бы двинуть войска ниже линии Мэйсон-Диксон. Виксбург, смертельное ранение Джексона при Чэнселлорвилле, битва за Чаттанугу, другие события - во всем была попытка найти тот момент где "если" стало бы реальностью. Общую характеристику данным настроениям выразил историк Генри Коммагер: "У Юга изначально был великолепный шанс добиться независимости и этот шанс оставался реальным до конца войны". (Washington & Lee University Bulletin, March, 1942)
Юг и романтизация практически неотделимы. В любом романе о "старом добром Юге", будь он выпущен в 1885 или в 1985 годах, Юг описывается идиллически. Причем, неважно, происходит ли дело в Теннесси, Джорджии, Северной Каролине или Виргинии. Старк Янг описывает Натчез, с плантациями под сенью раскидистых дубов, где дома утопают в камелиях, азалиях, жасминах, розах и гардениях. У Френсиса Грисволда в "Леди с морского острова" южанин-кавалер живет в прибрежной части Каролины где "длинные бороды испанского мха, свешивающиеся со старых дубов, нежно колышутся под легким бризом с побережья, играющим с рекой". Джозеф Хергешаймер в "Мечах и Розах" вообще воспринимает весь Юг как своеобразную Страну Идилли, нечто среднее между Аркадией и Землей Обетованной. (Хергешаймер ездил по Югу, ища, как он сам говорил, призраков Конфедерации. Нашел он их в Алабаме, именно там по его словам Альберт Сидни Джонстон, бродя с пистолетами за поясом, играл в шахматы и читал Шекспира.)

Холми в ответ на этот прогон:
А насчет романтизации - сам только что думал, как ловко Уоррен вставил в свою книгу микророман про Касса Мастерна с довольно откровенной апологией патерналистского союза с рабами.
А вообще, конечно, ничего не изменилось: ты должен научиться делать добро из зла, потому что его не из чего больше делать.
*улыбаясь в предвкушении* Пора перечитывать.