С ЗФБ-1

[Les-roses]

Поскольку ЖЖ закрыт, а на АОЗ я все не выберусь, пусть лежит здесь пока. А то не найду потом.
И ваще! Я умею джен и мини вотЬ!
Это то, что я не деанонила на ЗФБ: раз.

Репетиция оркестра

Название: Репетиция оркестра
Пейринг/Персонажи: музыканты одного оркестра
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Пояснение: расположение инструментов оркестра: static.diary.ru/userdir/1/4/1/7/141782/84376886...
Краткое содержание: Известно, что консерваторий две; так вот, ему наплевать, в какую именно попадут его оркестранты.
Задание: Консерватория



С некоторых пор он уже не мечтает о консерватории. Известно, что их две; так вот, ему наплевать, в какую именно попадут его оркестранты. «На-пле-вать», — повторяет он, даже напевает, проходя по пустому залу к сцене. Еще несколько минут тишины. Еще несколько минут идеальной музыки — ти-ши-ны.

Он поднимается на сцену. Деревянных ступенек пять, они протерты по центру ежедневным шарканьем десятков подошв и поскрипывают, но деликатно, тихо, понимая, что громким звукам здесь пока не место. Ему кажется, что репетиционные залы, сцены, пюпитры, — все они должны обожать тишину.

Он обходит сцену полукругом, проверяя — больше для проформы. Начинает с виолончелей. Коричневые, изящные, без пронзительности скрипок и глухого недовольства контрабасов. Первая виолончель тоже хороша, хотя раньше он не любил её: то яркая, то тусклая девушка, никогда не угадаешь, какой она будет в следующий раз. Интересно, что так на неё повлияло: замужество или музыкальный инструмент? Так или иначе, он доволен ею — чуть ли не единственной из всего этого, с позволения сказать, оркестра.

Он поправляет ноты на её пюпитре. Всё интереснее, чем наблюдать за мрачными контрабасами, которые выстроились в ряд у стены. И контрабасисты большей частью немолоды и угрюмы.

Первым их произведением стал «Полет валькирий». Смело, никто не спорит. Банально — никто не спорит тем более. Но тогда, на первой репетиции… о, как они играли! Он слушал и почти наслаждался, он узнавал их всех: в еще неловких движениях, когда смычки касались струн; в том, как они неуверенно поджимали губы, прежде чем прикоснуться к мундштукам труб; в негнущихся пальцах, с трудом попадающих на правильный клапан. Но при этом все-таки — как они играли! Старый замок вставал за рвущимися не из инструментов — из душ звуками, над замком неслись грозы и войны, и их, оркестрантов, еще неумелых, крутил водоворот битвы. Ничего не скажешь, с Вагнером они угадали. Выступление было как первый вздох новорожденного; тогда он самонадеянно решил, что младенец-оркестр силен и до консерватории они доберутся быстро…

Валторнами командует еще один старый знакомец, неуправляемый и опасный грубиян, но тут ему самое место: рот надежно заткнут, волосатые щеки раздуваются в усердном порыве.

В секции духовых непременно следует проверить, надежен ли небольшой деревянный помост для кларнетов и гобоев: эти, младшие и старшие, вечно пытаются что-то поделить между собой, никакого факультетского единства, одни возрастные разграничения. Флейты сидят отдельно; солист — такой… звонкий паренек, с шестого, что ли, курса, настырный мальчик, был настырным и остается и очень подходит высокому регистру флейты.

А вот за духовыми — его гордость. Кто бы мог подумать, что из этого слизеринца получится такой отличный музыкант! Все ударные его; и пусть в выборе «1812 года» Чайковского присутствовал протекционизм, и некоторые — он косится на пустующие стулья скрипок — были недовольны, ударник отлично справился.

Когда оркестр только… собирался, он рассчитывал на камерный в общем-то коллектив. Не больше десяти-пятнадцати человек, можно даже всех с Гриффиндора; что он, не сумеет справиться с гриффиндорцами? Но они прибывали и прибывали, выбирали инструменты, разглядывали их, пробовали, ссорились из-за рассадки, роняли стулья и пюпитры, нотные листы парили над сценой, — словом, вели себя настолько привычно, что даже не верилось… Лучше не вспоминать первые годы, годы надежд, слухи о консерваториях, отборах, отделяющих, так сказать, агнцев от козлищ.

Он подходит к арфе, укутанной в черный бархатный чехол. Арфистка в своем репертуаре: партия невелика, но сколько гонору! Самая лучшая. Самая преданная. Её супруг, наверное, специально выбрал рояль, чтобы сидеть рядом.

А вот и скрипки. Звонкие, въедливые, дружный хор, синхронные движения смычков. Вторая скрипка однажды высказал мысль, что смычки — это их в некотором роде волшебные палочки. Типичное для второй скрипки самообольщение. Нет тут палочек, только его, дирижерская, — а других нет и не будет, и, возможно, из-за них, палочек, они и репетируют, репетируют, репетируют.

…Бетховен понравился всем, и на репетициях почти не ссорились, а вот Вивальди оказался болезненно-острым; если бы он мог, то поседел бы с этими «Временами года». Ну а истинно британский патриотизм позволил им в прошлом году достойно исполнить Пёрселла.

Первая скрипка. На этом месте, конечно, должен был сидеть совершенно другой. Но другой не пришел, отказался от оркестра, а этот, нынешний оркестрант, солист, ведущий партитуру, внезапно оказался в зале, да еще и один. Его взгляды, наглые и беспомощные одновременно, постоянные оглядывания в поисках второго могли вывести из себя кого угодно. Но справились и с этим, теперь он только просит, чтобы вторая скрипка садился дальше, оставляя между ними свободный стул. Пусть его. Эта просьба — такая малость за смелость и дерзость, за мастерство, когда он ведет за собой остальных и дух захватывает от их слаженности, от их теперешней уверенности, от мощи его оркестра.

Раз в год они выступают. Раз в год перед концертом все опять в приятном возбуждении обсуждают консерватории («Одна или две?» — «А вдруг?» — «Должны же нас принять!» — «Мне говорили, что прослушивание непременно состоится…»), никто не ссорится, они заранее прибывают на платформу 9 ¾ , рассаживаются, ждут.

В этом году они исполняют Моцарта. Бесконечно заигранную сороковую симфонию, но его оркестр всегда славился интерпретациями. Он говорит про себя «мой оркестр», хотя это такое же самообольщение, как у второй скрипки. Самообман, позволяющий выжить в мире организованного хаоса звуков.

Им не выйти из репетиционного зала. Это вечный Purgatorium* для волшебников, которым недоступен ни Рай, ни Ад. Но он все еще надеется, что на пюпитрах когда-нибудь появится партитура труб Страшного Суда, и вот тогда этим, в консерватории, просто некуда будет деться.

До отправления Хогвартс-экспресса остается полчаса. Сейчас на платформе объявят траурную минуту, когда все останавливаются в полнейшей тишине.

Снейп поворачивается к ним и поднимает палочку. Они смотрят на него не отрываясь. Волшебный миг, плод долгих трудов и усилий. Фред Уизли хлопает ладонью по соседнему пустому стулу, берет смычок и вздергивает подбородок, пристраивая свою первую скрипку поудобнее. Снейп кивает ему, Фред подмигивает в ответ. Ремус тоже поднимает скрипку, улыбается Тонкс, сидящей напротив, — её волосы сегодня цвета благородного красного дерева, в тон виолончели. Колин Криви облизывает губы, сжимая флейту, а Фенрир бережно держит валторну на коленях, его партия еще не скоро. Винсент Крэбб стоит за барабанами как памятник всем ударным мира. Остальные тоже замирают, не сводя глаз с палочки дирижера.
— Раз, два, и…— беззвучно произносит Снейп.
Одно короткое движение, смычок Фреда падает на струны, Оркестр Хогвартской битвы играет неслышимого миру Моцарта. Мелодия улетает в прозрачное осеннее небо. Только в консерватории — где-то там, высоко и далеко, — седой привратник слушает их, позвякивая в такт ключами, и улыбается.
____________________________________

*Purgatorium (лат.) - чистилище.