Ты все знаешь, короче.
Подарочек:
Старбакс, PG-13, ниапчем
All That Jazz
Джеймс Бьюкенен Барнс, которого так никто не зовет, а зовут просто Баки, осторожно касается чего-то, что больше всего напоминает змеиную кожу.
Не то чтоб он когда-нибудь лапал змей, до таких крайностей не доходило, слава богу. Но змеиная кожа и должна выглядеть так: гладкая, если ведешь ладонь вниз, и чуть царапающая, если против шерсти. Против кожи, черт.
Это он от неожиданности. На самом деле то, что у него под рукой — мягкое, легкое и приятное на ощупь. Ткань.
Баки закрывает глаза, потому что с закрытыми глазами осознавать происходящее как-то проще. Они идут отмечать Хеллоуин, наконец-то идут, потому что запас конфет иссяк, а охочие до сладостей соседские дети продолжают барабанить в дверь. Натуральные бандиты, а не дети.
Обычно Джеймс Барнс решает вопрос маскарада просто: если взять единственный приличный костюм и шляпу, а так же сделать вид, что за поясом брюк сзади у тебя настоящий браунинг и скорчить рожу пострашнее, то вполне можно сойти за приятеля Аль Капоне или Багса Морана. Из года в год меняются только шляпы и модели воображаемых пистолетов за спиной.
Вот Стив не любит Хеллоуин, с переодеванием у него ничего не придумывается, даже его рисовальной фантазии не хватает. Говорит, что вырядился бы обезьяной, да денег на такой наряд не хватит никогда.
Но то, что сейчас трогает Баки, стоит денег. Хороших денег. Дорогих денег, вот именно так.
Такое платье должна носить какая-нибудь артистка. Или девчонка из джаза Сью. Они видели их на параде в День Независимости. Целая платформа девчонок, которые так лихо наяривали джаз, что хотелось начать танцевать прямо там, в толпе зрителей. И платья у них были похожие, облегающие как змеиная кожа, с вырезами и разрезами.
Только в платье перед ним — не артистка и не скрипачка. Вот, значит, как мы проведем Хеллоуин тридцать седьмого? Со Стивом Роджерсом, переодевшимся за каким-то хером в девчачьи тряпки.
Баки и хочет спросить: за каким? Но вместо этого выговаривает, сглотнув:
— Где ты его взял?
Стив только качает головой.
Он совсем другой. Ну что, Баки его не знает? Да как облупленного, с любой точки сборки. Все равно, что мотор перебирать. Стивен, блин, Роджерс. Умеет удивить. Вот точно другой, как девчонка, хотя в обычный день Стив сам убил бы за такое сравнение. Ну, не убил, но убивать бы точно полез.
А сейчас. Вот сейчас, Баки смотрит: у него какие-то неожиданно длинные и густые ресницы, и нос не выглядит привычной оглоблей посреди лица, и ровно-правильно очерченные губы, такие… ну, хорошие губы. Платье проявляет Стива, словно он поменял не брюки с рубашкой, а кожу. Нет, себя.
— Собрался быть подружкой гангстера? — шутит Баки, потому что надо же хоть что-то сказать. —Может, лучше все-таки обезья…
Он не договаривает. Его левая рука словно живет своей собственной жизнью: во время всего этого разглядывания и вопросов без ответов он продолжает гладить платье, похожее на змеиную кожу, переливающееся, блестящее белое платье, забывая, что под платьем — Стив.
— Подружке гангстера положено… — он наклоняется, точно как к девчонке, и накрывает стивовские правильные губы своими. Очень неправильными, наверно, но для чего-то же придумано это платье?
Простая мысль о том, что Стив до его почти двадцати ни с кем не целовался, приходит в процессе, но отстраняться или извиняться он не хочет. Или не может?
Если учесть, что платье белое, а сам Баки — в том самом единственном костюме, который по идее предназначен для свадьбы или похорон — то вообще получается полная дурь.
Баки осторожно обводит его губы языком, Стив послушно подается вперед, приоткрывая рот, и это забавно: целоваться с ним. Не с парнем вообще, а именно со Стивом. Баки держит его за талию, как старшеклассницу, и целует все… глубже, что ли? Как полагается: с языком во рту, с влажными выдохами между губ, с закрытыми-открытыми-опять закрытыми глазами. Ресницы Стива вздрагивают, брови сосредоточенно сведены, и Баки очень хочется, чтобы он расслабился, отпустил себя, он даже представляет, что можно сделать, чтобы… Он краснеет прямо в поцелуе и отодвигается, неуверенно выпуская платье и Стива из рук.
— Переодевайся и пошли, — с непонятно откуда возникшим сожалением говорит Баки. — Давай, Стив, а то опять дети…
И точно — в дверь стучат.
— Конфеты кончились, — кричит Баки, не отводя от него взгляда. Стив кивает и исчезает в комнате, возвращается, переодетый в обычное. Объясняет, что платье взял напрокат, но выгреб всю их заначку, потому что такие штуки дают только под залог. Так что на Хеллоуин придется обходиться тем, что есть в карманах. Баки идет к себе, перетряхивает все свои штаны, выворачивает куртку. Негусто. Но у Фила можно накатить в кредит, в конце недели он отдаст и, кстати, залог должны же вернуть?
Белое платье-кожа лежит на кровати в комнате Стива, пустое и безжизненное какое-то, Баки еще раз проводит по нему ладонью — тряпка и есть. Только он никак не может отделаться от ощущения, что кого-то обманул. Не детей, нет, хотя на столе в кухне лежат два последних леденца.