Щазз я немного объясню, что тут к чему и почему.
Писать это все оказалось, как ни странно, очень сложно. Тут никто не спасает мир в целом или хотя бы отдельно взятую Британию. Никакого колдовства или экзорцизма, ни одной фразы на латыни, ниадной! Тут нет актеров, которым можно примерить любые маски или заставить озвучивать порномультик про зверей. Все просто до идиотизма. Два мальчишки, их работа, она же - хобби, она же - практически, вся жизнь. И это хоккей. И больше ничего. Вот в этой простоте и таилась подляна. Потому что так я не привыкла. Но пришлось
Необходимые пояснения - картинки нужны, чтоб легче было представить описываемые процессы
Списки упоминаемых персон и реально существовавших обстоятельств с более подробными комментариями займут примерно столько же места, сколько сам текст. Но без них не айс, наверное. Не знаю, вобщем, я кое-что добавила.
Рейтинг тихо ползет к НЦ-17. Но очень тихо )))
И спасибы, конечно - Ло, Зуве и Клоду. За всё.
Истории с картинками
Октябрь 2007 года. Патрик Кейн.
Первым это замечает Сэмджи. Ну, естественно, кто же еще? Ганье, с которым они отлично отжигали в «Рыцарях» и который сейчас понимает Патрика даже лучше, чем родители, сестренки, вся их компания из Баффало, не говоря уже о Кристин.
Короче, Сэмджи отмечается раньше всех. В его смске одна-единственная длинная фраза: «Классная фишка с капой, будет фирменной, но если перегрызешь, не глотай», а потом целый ряд скобок – Сэм ленится и всегда изображает веселье по-простому.
Патрик отвечает тремя правильными смайлами, закрывая тему. Потому что объяснить, с чего вдруг у него обнаружились выдающиеся жевательные способности, он не может. Или может, но не хочет.
Это не нервы. Все до сих пор твердят про «первый номер драфта», но для первого номера было навалом времени на подготовку, и вообще – история уже закончена.
Это не «аааа, мой первый сезон в Лиге». По крайней мере, на площадке об этом не думается. Думается потом, после тренировки. Да, он не хочет в фарм, но мысли об этом если всплывают – то вечерами и в гостинице. Днем на льду или в тренажерке все просто отлично.
Но капу-то он грызет именно что на льду. Или около льда. Оно получается само собой, типа как коучи постоянно перемалывают жевательную резинку.
На самом деле, во всем виноват Тейвз.
То есть, Патрик понимает это уже потом, пересмотрев ролик, за который зацепился взглядом Сэмджи – их сейчас часто снимают во время разминок и тренировок. Их вообще сейчас слишком часто снимают. Про «часто» говорит как раз Тейвз, Патрику только по приколу. Но Тэзер так серьезно относится ко всем этим акциям, а «серьезно» сразу означает, что вид у него самый что ни на есть дурацкий.
Черт, этого никому не объяснить, даже Сэму.
Джонатан, чтоб ему, Тейвз, третий номер драфта предыдущего года и центр нового патриковского звена, «будущее франшизы» и все-такое, этот самый Джонатан Тейвз просто открывает рот.
То есть, он так катается. С открытым ртом. Или смотрит повторы, когда тренеры разбирают ошибки. С открытым ртом. Или… Ну, если фишка с капой у Патрика свежеприобретенная, то Тейвз, похоже, так и провел все свои предыдущие годы. С открытым ртом.
Патрик пересматривает сюжет о «молодых талантах» без звука, слушать однообразную пургу комментаторов совсем необязательно.
Это обыкновенная двусторонка, больше игровая, чем разминочная, Джонни крутится на льду вместе с Китом, Сиббзом и Болландом - сегодня они наигрывают разные варианты спецбригад. Патрика от меньшинства освободили сразу, поэтому он следит за тем, как четверка отбивается от очередной смены, перекрывая пятак перед воротами, и дожидается своего выхода в большинстве.
Дожидается и совершенно машинально жует капу, перекатывая её по губам.
Патрик облизывается даже сейчас, в номере. Похоже, это становится привычкой.
Вот сейчас, когда нет никакого напряга и драйва, только ты сам, пустой номер и монитор, на котором всё еще идет двусторонка, в голове появляются совершенно дурацкие мысли.
О том, что рот надо закрывать – муха залетит.
Или о том, что можно было бы сказать об этом Тейвзу.
Или – самая дурацкая, просто хит – о «Шаттак Сент-Мери», про который по раздевалкам давно гуляют слухи. Колледж колледжем, репутация у него что надо – Сид оттуда, и Стаалы, и Паризе, но говорят разное – и про то, как развлекаются парни, - тоже. Обычно после таких шуток кто-нибудь фыркает, тему сворачивают, никто там по комнатам с проверками не бегал и в душевые не заглядывал, сплошной треп и слухи, но, Тейвз, чтоб ему, так открывает рот, что и слухов не надо.
Патрик чувствует себя большим извращенцем, чем когда они в Баффало расплачивались кредитками старших братьев на порносайтах или чем когда он разводил Кристин на всякие прикольные штуки с сексом. Спасибо тем же самым порносайтам.
Он смотрит на парня. На чувака, с которым – если никто из них не налажает или не сломается – ему играть как минимум три года. На перспективного центра, «лицо франшизы» и просто прикольного, слишком серьезного придурка, который классно играет в хоккей. И – да, Патрику нравится с ним играть.
И – нравится ему или нет – но лучше сейчас вколотить себе в голову и еще кое-куда, что играть – это не совсем то же самое, о чем можно, но не нужно думать, глядя на открытый рот перспективного центра. Надо быть серьезным и правильным, как этот чертов Тейвз из чертова колледжа. Точно, правильным.
Он выбирает подходящий кадр, ставит монитор на паузу и совсем непоследовательно расстегивает джинсы.
С правильным можно подождать до завтра. В конце концов, у него в запасе как минимум три года, чтобы исправиться.
Про капу он вспоминает, только когда больно прикусывает губу.
Это бывает почти всегда, перед тем, как кончается.
Интересно, а что делает Тейвз? Может, всё-таки закрывает рот?
В конце концов, у него есть целых три года на то, чтобы это выяснить.
_______
Сэм Ганье (Сэмджи) - партнер Патрика по молодежной лиге Онтарио, клуб "Лондонские рыцари". Самое результативное звено в истории лиги и до сих пор. Сейчас Сэм играет в "Эдмонтоне"
Кит (он же Данк), Сиббз (Брент Сибрук), Болланд (он же Болли) - хоккеисты"Чикаго Блэкхокс".
Сид (Кросби), братья Стаалы, Зак Паризе - хоккеисты, играющие в НХЛ.
Патрик Кейн и Джонатан Тейвз пришли в клуб летом 2007 года.
Январь 2008 года. Джонатан Тейвз.
Если бы кто-нибудь поинтересовался, не видит ли он, Джонатан Тейвз, чего-либо странного в происходящем…
Нет, не так: если бы «кто-нибудь», важное уточнение: не журналист. Например, старый приятель.
Проблема в том, что настолько старых приятелей нет.
Честно говоря, с ними вообще не очень.
Поэтому он задает вопрос сам себе, тогда можно ответить откровенно и понять.
Значит, так: не видишь ли чего-либо странного в происходящем?
Странным оказывается только то, что это самое странное выглядит абсолютно правильным и естественным. Как будто так происходит у всех и всегда.
Джонни всего лишь пытается выявить систему. Её не может не быть, они не первые и не последние. Но никаких подходящих примеров, кроме Селянне и Карии в «Анахайме» он вспомнить не может.
Есть, конечно, Бобби и Стен – это сравнение у всех на слуху, тем более, в Чикаго, но Халла и Микиту он не видел. То есть, наоборот, видел, не в игре, а здесь, в UC, но не подходить же к ним с дурацкими вопросами в лоб.
Он же не долбаный журналист.
Не сказать, что от этого становится легче.
Начнем сначала.
С Кейнером – как и с многими другими – он пересекается на турнирах молодежек. Пересекается довольно абстрактно; обычно Канада играет со Штатами один матч за весь турнир, их звенья редко бывают на льду одновременно. Конечно, они все слышат разговоры о чудо-программе подготовки у американцев и об их «новой волне», но в памяти остается только едкое и меткое прозвище «сперматозоид», данное Кейну озлобленным после проигрыша Кери Прайсом.
«Чикаго» мог выбрать на драфте любого из первой десятки. Кутюра, Ганье или Тарриса. Отличных, проверенных канадских ребят. Но они взяли первого номера, этого самого верткого недомерка с отличной скоростью и отвратительной – на уровне сборных, конечно – способностью оказываться там, где его никто не ждет.
Странно, что он примерно такой же на самом деле. Ну, не на льду.
Шустрый, непредсказуемый и нахальный.
Странно, что это оказывается огромным плюсом.
Можно еще раз списать все на совпадение, политику менеджеров, рекламные контракты, на то, что они оба – новички, которым весь сезон собирать шайбы после тренировок, но масштаб разрушений явно не соответствует объяснениям.
Ладно, насчет разрушений он загнул.
Просто некоторая часть его личной, выстроенной и логичной системы немного пострадала. Её, короче, развели. Именно так, как умеет Кейн – мгновенно и неожиданно.
Он почему-то оказался… везде. В одном номере на выездах, хотя новичков после драфта часто селят с опытными игроками. В одном звене – хотя сложно было ожидать, что их тут же поставят в первую пятерку. Но – Джонни возвращается к самому странному – и в игре тоже.
Тебе не надо даже оглядываться, чтобы отдать ему передачу. Кейн будет там, где находится в твоем воображении, словно выпрыгивает из головы прямо в нужную точку. А его пасы так удобны, как будто он кладет шайбу на крюк, еще и прижимая ладонью для надежности. И ты всегда знаешь, где он, в любой точке площадки, Буриш выражается грубо, но точно: «Их жопное чутьё».
От всего этого немного сносит крышу.
Слишком… комфортно.
Джонатан Тейвз к такому не привык. То есть, уже привык, и легкость привыкания удивляет тоже.
Им не в лом остаться на льду последними, перекидав все шайбы в баки, чтобы еще немного повозиться вдвоем. Просто так, для себя. Иногда Джонни думает, что, черт, вот надо запомнить, на потом, на какую-нибудь возможную игру сборных, этот кейнеровский финт или тот, поймать его на выходе, перехватить или подрезать.
Патрик – словно читает мысли – смеется и перебрасывает шайбу над его рукой, прямо в ворота.
А потом мгновенно разворачивается спинорамой и загоняет еще одну, уже по льду. И совсем уже неприлично показывает ему язык.
В такие моменты Джонатан чувствует себя неуверенным идиотом. Громоздким и неповоротливым слоном.
Но ненадолго, потому что все-таки может отобрать следующую шайбу.
Иногда к бортику выходит Савар и наблюдает за ними примерно так же, как старый мудрый пес смотрит на бестолковых, но активных щенков.
У них есть как минимум три контрактных года на то, чтобы вырасти. Выстроить систему, которая будет работать.
Джонатан Тейвз смотрит в низкий белый потолок гостиничного номера. У него не кружится голова от перспектив, ему всего лишь хочется спать, потому что он опять ничего не надумал про странное и правильное. Вторая составляющая системы, он же «сперматозоид» и лучший партнер, которого только можно вообразить, уже давно сопит на своей кровати, забыв выключить работающий без звука телевизор; пульт валяется на полу между ними.
Наверное, кейновское раздолбайство должно раздражать; а вот и нет.
И это тоже странно. И правильно.
_____
Теему Селянне и Пол Кария - один из лучших дуэтов нападающих 1990-ых годов.
Бобби Халл и Стен Микита - легендарные хоккеисты "Чикаго", выигравшие Кубок Стенли в 1961 году. Халлу тогда было 22 года, Миките - 21. С тех пор "Чикаго" не выигрывал Чашку до этого лета.
UC - Юнайтед Центр, стадион, где играют "Блэкхокс".
Дени Савар - первый тренер деток в "Чикаго".
Май 2009 года. Патрик Кейн.
www.youtube.com/watch?v=zI4LjFWNP5M
Сначала из раздевалки выметается съемочная группа, а потом и сам Кабби – круглый и коричневый, как пончик, облитый шоколадом.
Все заняты своими делами: Шарп перешучивается с Лэддом, Сиббз, встряхнувшись, уходит в душ, Патрик стягивает мокрый свитер, и, пока у него перед глазами все красное, Буриш заявляет:
- Не удивлюсь, если чувак словит пять минут оргазма сегодня.
- Ты о чем? – лениво и вроде бы спокойно спрашивает Тэзер. Можно подумать, что он ждет шутки, но это ни хрена не так.
- Он так рвался погладить всех… или полапать? Шарпи?
- Полапать, - уверенно уточняет Шарп. – Кэп, у тебя убойная внешность с такой боро…
- Не называй это бородой, - вмешивается Буриш, и Патрик выпутывается, наконец, из свитера. Такое впечатление, что эти двое репетируют свои разговоры столько же, сколько тренируются. – Это не борода, но, Тэзер, ты будь осторожнее. Мало ли извращенцев крутится вокруг молодых талантов. Сначала борода, потом за плечо подержаться, потом – пониже, а потом…
- Придурки, - только и говорит Джонни. – Сами вы тут… сублимируете.
Он сидит, как обычно, слева от Кейна и разматывает тейпы, уставившись на свои колени так, словно там сейчас появится финальный счет еще не начавшейся серии с «Детройтом».
- Мы?! Вот как тебе в голову приходит такая херня, вот скажи, Джонни? Может, ты тоже проперся?
- Да Кабби прикольный чувак, чего вы к нему привязались? – Патрику требуется всего одна фраза, чтобы перевести стрелки на себя.
Тейвз смотрит на него снизу вверх, опять без выражения, или просто непонятно, бросает бинты в корзину и выходит из комнаты.
«Док, малыш, значит, вот о ком надо беспокоиться», «Прощайте блондинки, прощайте навсегдааааа», «Ты разбил моё сердце, Кейнер, непременно порыдаю в подушку сегодня», «А как же Эбби, Шарп?», «Э… А мы порыдаем вместе», «Значит, поэтому ты так хихикал, когда он щипал тебя за щеки?», «Значит, малышу Доку понравилось, вот оно как».
Кейну совсем не в лом терпеть такой треп часами, да еще и подыгрывать. Лучше дать Шарпу и Буришу выговориться – когда им надоест, они придумают новую шутку. За два года вполне можно привыкнуть, а не столбенеть или взрываться, как Тейвз.
Иногда с ним сложно. Патрику просто… не хватает мозгов. Сейчас – особенно. Сейчас – это не после интервью, а вообще, несколько последних недель. И с каждой новой игрой в плей-офф этих самых мозгов остается все меньше.
Ну вот что можно сделать в три часа ночи? В три часа ночи в очередном гребаном «Хилтоне» в Детройте, когда ты просыпаешься не потому, что надо отлить, или, наоборот, хлебнуть водички, а потому что чувак, живущий с тобой в одном номере, не спит? Это невозможно объяснить – Тэзер не спит очень громко. Он не ворочается, старается дышать ровно, да вообще, со стороны ничего не заметно. Но ты просыпаешься, потому что он не спит. И тоже, как последний придурок, лежишь в мертвой тишине.
Патрика хватает минут на пять. За эти пять минут он успевает промотать в голове вполне убедительную речь на тему «Слушай, мы вышли в финал Запада. Никто не требует от нас, чтобы мы взяли Кубок. Все и так в приличном ахуе. Никто, уже хрен знает, сколько лет, не выигрывал на второй год в Лиге. Даже Сид играет четвертый сезон, и до сих пор в очереди. Расслабься, а?» И еще – про «выше головы не прыгнешь». И еще – много-много умных слов, которые, конечно, не помогут в принципе.
Поэтому Кейн встает, наступив для начала на пустую бутылку из-под воды. Вечно они валяются по номеру, где попало, тейзовские пустые бутылки. Вот же херня.
Дальше все получается, как на площадке – без слов. Он просто пинает Джонни коленом и устраивается на освободившейся части кровати, дергая одеяло на себя.
- Завтра ты вообще на тренировку не выйдешь, - говорит Патрик, потому что сейчас лучше вот о таком. Практическом. – Или выйдешь и рухнешь. А вечером играть. Ты совсем кретин? Надо же спать, а?
Тэзер молчит. Но хоть дышит нормально, больше не притворяясь, и то слава богу.
- Давай, - продолжает Патрик, – посчитай овец. Или шайбы. Или…
Джонни вдруг хмыкает, может быть, даже улыбаясь, где-то над ним в темноте. Места на кровати не то, что мало, вообще нет, и Кейн не может пошевелиться без риска навернуться на пол. Поэтому он спрашивает, глядя в потолок:
- Ну? Считаешь?
- Нет, - Джонни смеется, совсем смеется, по-настоящему, а не как во время интервью. – Прикинь, входят Шарпи с Буришем. После всего их гона про Кабби и извращенцев. А мы с тобой. Ха. В одной кровати.
- Эй, что за намеки? Я в трусах. А даже если и без – чего я у тебя не видел, скажи?
- Действительно. Убойный аргумент. Так и ответим.
- Когда застукают – тогда и ответим. Решай проблемы по мере поступления, чувак. Сейчас надо спать, понял?
- Попробую.
Они молчат так долго, что Патрик и сам начинает засыпать. Смешно, если утром он проснется со стояком и в обнимку с Тэзером. Почему-то он уверен, что так и будет. И почему-то это его совсем не беспокоит. Вот «Детройт» - это дааааа. «Да» уходит в длинный зевок, и над его головой так же длинно зевает Джонни.
«Когда не хватает мозгов, врубай что-нибудь другое – и все получится, - довольно думает Кейнер, - потому что стояк и «Детройт», который, конечно, сосет, - это всё завтра. Завтра. Завтраааа».
_____
Эндрю Лэдд, Патрик Шарп, Адам Буриш - игроки "Чикаго".
Весной 2009 года "Детройт" победил "Чикаго" в финале Западной Конференции.
Август 2009 года. Джонатан Тейвз.
Единственное, что можно точно сказать о Кейне – это «никогда не знаешь, где рванет».
Все лето от него приходят невинные смски, что-то типа «Мы в ЭлЭй», «Вау, прикинь, она в красных стрингах», «Это не то, что ты подумал, придурок, а просто ветер», «Видишь, как я честен: гы!», «Тут все бегают, а мне лениво», «Ладно, ладно. Я хожу в зал», «Три страйка!», «Четыре!», «Пять, йоу! Я крут!»
Именно страйки и крутятся в голове, когда ему звонит Кью и спрашивает, давно ли они общались с Кейнером.
- В июне, в Чикаго, - осторожно отвечает Джонатан, надеясь, что июнь и Чикаго – это их частное, личное дело, и никакого отношения к клубу не имеет и, вообще, это неважно, - но мы перезванивались, он же сейчас дома, в Баффало?
Кью коротко отвечает:
- Ок, - и бросает трубку.
Мобильный Патрика недоступен. Он едва успевает сбросить вызов, очередной звонок следует немедленно, и это миссис Донна Кейн.
Вот так, из самого надежного источника (если отбросить, конечно, бесконечные реплики миссис Кейн про «он всё объяснил» и «он просто оказался в плохом месте в плохое время») – Джонатан Тейвз узнает об инциденте с таксистом и о том, что один особо активный идиот закончит свой отпуск в камере полицейского участка.
Джонни кажется, что много слов и длинные формулировки хоть как-то помогут ему осознать происходящее. Собственно, ничего из этого он не произносит вслух, но даже в мыслях…
Блядь.
Он не знает, что выглядит наибольшим бредом в этой истории – Кейнер, избивающий кого-либо, просто «Кейнер, избивающий…» - это что-то вроде Шона Эйвери в обнимку с плюшевым мишкой.
Или вот двадцать центов. Двадцать центов, блядь.
Накануне тренировочных лагерей сборных.
Блядь. Да, он повторяется. Но… блядь же!
Ему не доставляет удовольствия прокрученное по десятку американских каналов покаянное выступление Патрика, хотя Шарпи, конечно, позвонил и отметился, сообщив, что рыдал, слушая «обращение малыша к нации».
Кейн приезжает в Чикаго за пять дней до олимпийских сборов.
Если его вообще возьмут на олимпийский сбор после такого.
Он забивается в квартиру Джонни как мышь в нору во время урагана и плодотворно проводит время за игровой приставкой с Call of Duty, NHL-10 у Джонатана нет.
Как только Тейвз открывает рот, он быстро произносит:
- Заткнись, ради бога.
У Джонни есть тысяча вопросов, и каждый из них начинается или заканчивается не самым приличным выражением. Поэтому он просто швыряет в Кейна прихваченным с кухни бананом.
На фоне этого глобального пиздеца их собственные – те самые, личные - заморочки рассасываются, как синяк на третий день.
Джонатан не возражает, когда Патрик, умяв заказанную пиццу – из дома он выходить не хочет – ложится в его кровать справа, со стороны окна.
- Я и так на всех выездах сплю у двери, - сообщает Кейнер, как само собой разумеющееся.
Джонни, наверное, должен сказать, что спален для гостей в квартире – навалом. И что место в номере Кейн выбирал, вообще-то, сам. И что его, Кейна, идиотская ситуация – не повод…
Тут мысль опять обрывается, это не бесит, а просто выносит, но под рукой нет ничего, кроме влажного после душа полотенца.
- Это вместо одеяла? – хмыкает Патрик, стряхивая полотенце с плеча. – Не мой размер.
И спокойно прихватывает себе вторую подушку.
Они оба не знают, как себя вести. Как будто спать вместе – это нормально. Как будто не надо хоть как-то объясниться. Черт с ним, с арестом, сейчас от них уже ничего не зависит, кроме того, что они спят вместе.
Это только кажется очень сложным – как первый раз на коньках или за рулем. А потом, когда понимаешь принцип…
«Я просто бью все рекорды по незаконченным фразам, - думает Джонни, - и все из-за этого…»
Лучше не думать вообще, с Патриком это получается на раз. Особенно хорошо не думается, когда Кейнер лениво убирает липкую ладонь с его живота и тянется за тем самым полотенцем. Он вытирает руку, и себя, и перекидывает полотенце Тейвзу.
Словно они сидят в раздевалке и ничего странного не происходит.
- Знаешь, - говорит Патрик, почему-то очень тихо, как будто кто-то может их услышать в пустой квартире, - ты… ты закрывай рот. Не думаю, что тебе понравятся мысли, которые приходят мне в голову, когда ты так…Ну, так, короче.
Большой палец утыкается Джонни в подбородок, а потом проезжает по губе. Палец наглый, твердый, пахнет спермой и его собственным шампунем.
Джонатан сжимает зубы и краснеет весь – от ушей до пяток.
Кажется, на этих коньках Кейнер научится кататься первым.
- Спи, придурок, - как тогда, весной, во время плей-офф, бормочет Патрик, и вроде как отодвигается, все равно оставаясь неприлично рядом. Поддевает ногой сбитое вниз – для большего удобства – одеяло и натягивает его на Джонни.
Джонни честно пытается напомнить себе, кто из них в этот раз должен заботиться о другом. Бесполезно. Он опять запутался. С Кейном всегда так – ничего не знаешь наперед. Ничего. Никогда.
К этому Джонатан уже привык. Осталось освоить остальное.
И обыграть, блин, Кейнера в новом соревновании. Не думать, а просто обыграть. Джонни смотрит на его затылок с коротко подстриженными кудряшками и улыбается. Он уже знает, как это сделать.
_______
Кью, он же Джоэл Кенневиль - главный тренер "Блэкхокс"
Шон Эйвери - один из главных, если не главный провокатор, драчун и скандалист в заокеанском хоккее.
Летом 2009 года Патрик Кейн был арестован и обвинен в нападении на таксиста. Поводом послужила сдача в 20 центов, точнее, её отсутствие у водителя.
Ноябрь 2009 года. Патрик Кейн.
- Нет, - уверенно говорит Тэзер, - ты не прав. Мне хреновее. Там где-нибудь есть вода?
У него блестят глаза, и он чуть хрипит, как будто пиво оседает у него в горле. Может, и оседает, потому что другого места для пива в них уже нет.
- Вода? – переспрашивает Патрик и, не глядя, опускает руку вниз. Вода, по идее, должна быть, но на полу попадаются только пивные банки. Поэтому он говорит: - Хочешь пива?
- Я и так завтра буду блевать в самолете.
…Не сказать, что Тэзер расстроен этой перспективой.
Патрик перебрасывает банку на его кровать.
- И почему хреновее?
Ему не хочется, чтоб Джонни отвлекался. На воду, самолеты и прочую фигню. Не так уж часто им выпадает поболтать под выпивку, даже если это пиво на выезде.
- С днем рождения, - Тейвз слизывает пену с банки, отпивает и трясет головой. Ну точно, утрамбовывает. – Смотри. Твой день рождения всегда, во всех вариантах, попадает на регулярку. Так?
- Ну.
- А мой – фиг угадаешь. Вот выйдем в плей-офф, и плакал праздник. Как в прошлом году. А отмечать после вылета – ну, это как… как…
- Обосраться, - подсказывает Патрик. – Обосраться не вовремя.
- Точно!
Патрик достаточно пьян, чтобы чувствовать угрызения совести. Обычно он шутит, не так, как Шарпи с Буришем, конечно, потому что знает тейвзовские границы. Уже знает. Он представляет себе Джонни Тейвза – огороженной территорией с паспортным контролем и какой-то колючей сеткой, как в кино. Можно еще пустить по периметру злых собак, чтоб рычали и рвались с поводков. Кошмар. Или еще хуже – территория сама по себе, а внутри сидит весь такой правильный Тэзер. И чего-то ждет. Подарка? Картинка получается настолько жалостливой, что Патрик сглатывает. Во рту почему-то опять пиво. Когда он успел еще выпить?
- Эй, ты что?
Джонни неуверенно встает с кровати, качнувшись взад-вперед, и делает шаг. Практически по банкам.
- Уже плохо?
- Да не смеши меня. Выпили всего ничего.
- Э? Разве?
Патрик вместо ответа отодвигается к стене, освобождая ему место. Долбаные кровати в двухместных номерах, конечно, не приспособлены для таких вот раскладов. «Расклад» - очень подходящее, смешное слово, и он хихикает. Тэзер смотрит на него, вздернув бровь, но тут же фыркает следом. Рас-кла-ды-ва-ем-ся.
Они устали: перелет, матч, и, действительно, как бы Патрик не выпендривался, здорово нагрузились пивом, поэтому какое-то время они просто лежат рядом, сначала – почти друг на друге, а потом синхронно разворачиваются на бок.
День рождения все-таки получился классный. У «Калгари» выиграли, Джонни нормально отпахал весь матч – в первый раз после сотрясения мозга. После игры все круто посидели в ресторане, а про кучу дурацких подарков, сейчас сваленных в сумках у окна, и говорить нечего.
Патрик как будто расплывается. Похоже на тренажерный зал, когда крутишь педали и думаешь о своем.
Голова приятно кружится и существует сама по себе - там, на площадке, в ресторане. А всё остальное – тут, в кровати, рядом с Тэзером, который, как всегда, дышит так, что от этого встает. Они даже не лезут друг к другу, достаточно лежать, прижавшись, и чувствовать, как всё поджимается внизу живота и спереди оттопыриваются трусы.
Джонни умудряется присоединить его голову обратно к телу, когда неожиданно пропадает. Из поля зрения и осязания. Но совсем ненадолго.
Голова нужна, просто необходима для того, чтобы не дернуться вперед и выше, хотя на самом деле – глубже. Как-то вот при всех их невъебенных талантах с «глубокой глоткой» не сложилось. Но Патрику, честное слово, сейчас плевать на сексуальных теток с их гландами.
Тэзер очень осторожен, когда прижимает его языком и губами, потихоньку спускаясь вниз. Не до конца, до конца не получается, - тошнит. Но и так, неглубоко – это охрененно здорово.
Всё такое мокрое и горячее, и двигается вокруг члена. То сильнее, то слабее, то щекотно. Настолько, что Патрик опять хихикает.
- Хм, - выдыхает Джонни прямо на него. – Хмммм.
Сегодня так лениво играть в «кто продержится дольше», и день рождения, и вообще.
Он расслабляется, совсем, раздвигая ноги шире, потому что сейчас все стечет в одну точку и тогда… Джонни выдерживает мастерскую паузу, ну прямо как в буллите, чтобы уложить вратаря, и отодвигается в самый последний момент, накрывая его ладонью. Ну, это тоже правило, но какая разница, если он всё равно тебе отсосал?
Когда Патрик перестает на него смотреть, а смотреть на Джонни Тейвза, пока кончаешь – это как кончить еще раз, в нем опять просыпается совесть.
Они возятся, перемещаясь, одеяло падает окончательно, накрывая банки на полу, а Патрику, который совсем не прочь вернуть должок, приходит в голову… ха, странная идея. Как пиво, день рождения, то-сё. Всё можно, короче.
Он только пару раз облизывает Джонни, по краю, дразнит. А потом широко разводит ему ноги, проезжает языком по горячей и влажной коже и язык оказывается там. Точнее, совсем не там, где хотела бы его увидеть ваша мама. Да чья угодно мама.
И тут же получает ногой по уху.
- Ты что? – бормочет Тэзер. – Ты…
- А мне сегодня можно, - отвечает Патрик, не поднимая головы.
- У нас же самолет в полдень.
Блядь, вот он всегда умудряется ляпнуть что-нибудь такое, после чего можно только заржать и рухнуть на него, прижимая твердый член щекой. А потом вернуться к привычным правилам, но Патрик запомнил идею, да.
Джонни тоже не ломается. Он жмурится и дышит так, что живущие в соседнем номере Игер и Кит вполне могут притащить кислородную маску.
Когда они засыпают – нет, нет, сегодня все прилично, трусы найдены и натянуты обратно, и каждый в своей кровати, потому что заснется без проблем, Кейна опять осеняет.
Он достаточно пьян, чтобы придумать это, и достаточно трезв, чтобы промолчать.
Если уж тейзовский день рождения так невезуч с этим чертовым плей-офф, то можно исправить положение.
«Вообще-то я могу подарить тебе Кубок, чувак. Настоящий. Устроить что-нибудь типа «победный гол», или…»
Никаких других «или» ему в голову не приходит, но и так получается неплохо.
Джонни Тейвз не умеет читать мысли, и слава богу. Он уже спит.
И Патрик засыпает тоже.
________
День рождения Джонни - 29 апреля. К тому дню регулярный чемпионат уже закончен, и по 8 лучших команд Западной и Восточной Конференций играют в плей-офф. Серии навылет, 7 матчей до 4 побед.
Февраль 2010 года. Джонатан Тейвз.
Когда у Джонатана Тейвза будут свои собственные дети (а они будут, и все-таки лучше мальчики, потому что девочек он побаивается, честно говоря) – так вот, когда у него будут дети, он, конечно, расскажет им про этот день совсем не так. Про последние три дня Олимпиады, после того, как они выиграли у русских. Он сочинит правильную, складную историю, похожую на фильм.
Но сейчас, вот именно сейчас у него в голове крутится самый настоящий реверс. «Включите повтор этого эпизода еще раз». Судья едет на просмотр.
Мисти из пресс-службы, абсолютно не стесняясь полуголой, подвыпившей, орущей команды деловито пробирается между ними по раздевалке и раздает листки с «преференциями» - списки телекомпаний и газет, которые хотят именно тебя.
- Через пятнадцать минут в микст-зоне, - стараясь выглядеть строго, говорит она. И добавляет, улыбнувшись: - Прости, Сид.
Листок Кросби заполнен с двух сторон. У Джонни преференций гораздо меньше – франкофоны: Квебек в полном составе, само собой, и несколько чикагских изданий. Сид грустно смотрит на бутылки шампанского, а потом на свой список. Над ним смеются все, включая Мисти.
Медаль кажется очень легкой. Не то, чтобы ненастоящей, просто легкой. Он её не ощущает. Он вообще сейчас ничего не ощущает, кроме затянувшегося «вааааааауууу», которое пульсирует внутри, как кровь.
На церемонии награждения их расставляют по номерам. Кейнер с двумя восьмерками – последний в американской команде. Джонни не видит его за своими. Наверное, так правильно. Нехорошо, но правильно.
- Ты крут, чувак, - спокойно, как после тренировки, говорит ему Патрик во время традиционных рукопожатий. Как будто сейчас никого на льду нет, и им еще придется собирать шайбы. Зато потом можно покататься вдвоем.
Только Кейн быстро проезжает мимо него к Ричардсу, и в руку Джонни впечатывается ладонь следующего американца.
- Поздравляю, - мрачно произносит Брюс Орпик.
Гол Кросби – это, конечно, сказка. Это как «долго, счастливо и в один день». И навсегда.
Во время второго перерыва в раздевалку приносят списки символических сборных. От журналистов, от организаторов турнира. Бэбкок даже не смотрит на них, сворачивает листки и прячет в карман. И им всем, действительно, плевать. У Тейвза – нехорошее, сосущее предчувствие. Где-то там, в животе. Он слишком хорошо знает Кейна, а Кейн в этом матче еще ничего толком не сделал. Так не бывает. Он слишком хорошо знает Кейна.
Он не знает, что сказать про удаление. Может быть: «самая большая глупость в моей жизни»? Это стало бы глупостью, если б американцы забили гол и игра пошла по-другому. Только все равно – это самая большая глупость в его жизни. Он проиграл Кейнеру. Не на льду, конечно.
Его собственный гол – чистое везение. Правда, Кью любит повторять: везет тому, кто везет. Ладно, неплохо получилось.
А день финала начинается с того, что он молится. Не в прямом смысле молится – на такое его не хватает. Просто загадывает, потому что уже точно знает, что их тройку – Ричардса, Нэша и Тейвза – выпустят в самой первой смене. «Если я выиграю первое вбрасывание, мы победим, - думает Джонни, - ну, давай договоримся?»
Он договаривается непонятно с кем. И жульничает. Немного. Потому что выигрывает больше половины всех вбрасываний. А на этих Играх – почти семьдесят процентов.
И поэтому то, с чем он пытается договориться, не отвечает.
А первое вбрасывание все равно остается за ним.
Ночью перед игрой Данк спит как глыба льда. Тихо и спокойно. Очень странно, что на таких важных матчах с тобой в номере не Патрик, а кто-то другой, даже если этот другой – тоже из «Чикаго».
Джонни уже знает, что бессоннице лучше уступить. Кейнер бы улегся рядом, без всяких распусканий рук, ног и прочих глупостей. Этого достаточно, чтобы заснуть.
Только «рядом» и «заснуть» не получится – завтра они играют в финале Олимпиады. В разных командах. Нарочно не придумаешь, правда.
- Вот же щенок, - произносит кто-то прямо у него за спиной, – сосунок хренов, а?
Другой «кто-то» хмыкает, а первый добавляет:
- Ну да. Ты же не играешь против него, Сиббз.
Сибрук – судя по тону – улыбается:
- Я девять месяцев в году гоняю Кейна в двусторонках, Крис.
Обыкновенный разговор, если не считать того, что сборная Канады вечером перед финалом смотрит видеоразбор матча сборной США. Абсурдное мероприятие: ведь все играют со всеми. И Данкан, и Брент, и сам Джонни прекрасно знают, что надо сделать, чтобы закрыть Кейна. Или притормозить Зака Паризе. Крис Пронгер тоже знает. И все другие – в их команде, так же, как в американской. Но Майк и Кен считают, что игру надо разобрать, от и до, поэтому они сидят перед экраном и наблюдают за тем, как сборная США, не напрягаясь, выносит из олимпийского турнира растерянных финнов. Это уже, можно сказать, последний урок. Вчера они так же обмусоливали собственный матч, проигранный американцам в группе.
Кен останавливает запись и быстро рисует на замершем изображении круги и стрелки. Перекрытые зоны. Игра у бортов. Два финна, почти на пятаке перед воротами. Проход Патрика по флангу, справа, вот типичная кейнеровская штучка, когда он прет на защитников так, словно перед ним – чистый лед. Словно нет никого. Самое смешное, что это срабатывает в восьмидесяти процентах из ста, даже при его легкомысленных габаритах.
Наверное, защитники просто фигеют от такой наглости.
Кейн объезжает финнов как пластиковые конусы на тренировке и аккуратно укладывает шайбу за спину Кипрусоффа.
Ши Уэббер шепотом что-то говорит Киту.
Джонатан не слушает, ему – какой-то причудливой загогулиной памяти – вспоминаются молодежные сборные и «сперматозоид» от Кери Прайса. Получается, что Кейнер вырос, если теперь он – «щенок» от Пронгера.
Они оба выросли. И оба не заметили, как. Но разве это что-то меняет?
_______
Здесь в изрядном количестве упоминаются игроки НХЛ, которые играют вместе в клубах, но выходят друг против друга в матчах сборных.
Данкан Кит, Брент Сибрук, Джонатан Тейвз стали олимпийскими чемпионами в составе сборной Канады. Патрик Кейн получил серебро, как и вся сборная США. Из интересных фактов - четыре из пяти голов олимпийского финала были забиты с участием хоккеистов "Чикаго".
Майк Бэбкок и Кен Хичкок - тренеры сборной Канады.
Крис Пронгер - харизматичный защитник сборной Канады и клуба "Филадельфия Флайерс", с ним мы еще встретимся
Июнь 2010 года. Патрик Кейн.
Всё это прекрасно и ужасно глупо, точно такое же, как его гол Лейтону и как их победа на злой, долбано-оранжевой и охуительной арене.
Первый раз их заносит прямо в раздевалке, после финала. Нет, конечно, не в самой раздевалке, а в душе – Тэзер уходит туда последним, наконец-то удовлетворив всех журналистов. «Удовлетворив журналистов» у них придумывается на ходу, в ответ на призывный крик Ольчика: «Джонни, тебя опять хотят!»
Хотят ли его как капитана или как обладателя «Конн Смайта» - Патрик не знает, да ему и по фигу. Лично он хочет кое-чего просто так. И прямо сейчас. Черт, ну он заслужил. Они заслужили.
В раздевалке орут, заглушая играющую по кругу «Chelsea Dogger». И даже не слышно, как шумит вода, хотя Тейвз, как обычно, вывертел все краны до упора.
Между ними и дверью как раз этот самый душ, как будто занавеска из мелких струек. Патрик – совсем недолго – думает, что будет, если кто-нибудь войдет, спохватится, где они оба или что-то в этом роде. Тогда лучше пусть заходят прямо сейчас, пока они стоят за водой и просто пялятся друг на друга, а потом смеются. Джонни выдыхает, громко, как кит, тянет его за шею и утыкается лбом в лоб.
Вместо чего-нибудь жутко сексуального и эротично-возбуждающего у Кейна получается только полузадушенный вдох.
- Ну… - наконец, выдавливает он.
В кроватях почему-то было проще.
Тэзеру не надо даже наклонять голову, чтобы посмотреть вниз, встали они очень удачно. Белый скользкий кафель на полу, их босые ноги, а чуть выше – всё в порядке, в таком порядке, что если кто-нибудь сейчас дотронется до Патрика, то долго дотрагиваться ему не придется.
«Кто-нибудь» понимает правильно.
Но, конечно, по-тейвзовски правильно. Он медленно садится на корточки, потом еще и оглядывается, как будто ему тут могут предложить что-то другое. Вся их разница в росте оказывается как на ладони, когда лежишь - не так заметно.
Тэзер наклоняется и даже съеживается, сводит плечи. Он такой, да, пока не устроится, как надо, ни черта не будет. Патрик переминается с ноги на ногу. В яйца словно «Гаторад» залили, только что не подпрыгивают. Джонни смотрит на него, снизу вверх, приоткрыв рот – точно как на скамейке, когда на кубе мотают повторы.
- Ну, - повторяет Патрик.
- Ага, - отвечает Тейвз.
Кейн почему-то вспоминает: кто-то из медиков трепался, что средняя длина человеческого языка – три с половиной дюйма. Фигня, этот язык, который сейчас вокруг, вот везде вокруг его члена, куда длиннее. И просто втягивает его в рот, всё глубже, так непривычно глубоко, что и без того никакой самоконтроль отключается напрочь.
Джонни давится, отталкивает член внутри к мокрой щеке, но терпит уперто, как всегда.
- Дурак, - бормочет Патрик, одной рукой хватая его за скользкие влажные волосы, а другой перехватывая себя, чтоб во рту осталось поменьше, - давай так.
Тейзовские баки щекочут ему живот, и щекотка, непредставимая в любое другое время, оказывается совершенно невыносимой.
Они еще возятся, не вставая под душ, но совсем недолго, потому что когда Патрик принимается за дело, Тэзер произносит, почти жалобно:
- У меня стоит с тех пор, как Бэтмен вышел с Кубком.
- У тебя стоит на Гэри Бэтмена, чувак? – Кейн сжимает кулак чуть сильнее и ведет руку вверх. – На старого плешивого Бэтмена, врага каааждооогоо доооброоогоо канааадцаааа?
Он нарочно тянет слова, и член тянет тоже, чтобы – как он и хотел – на вопросе Джонни фыркнул и кончил ему в ладонь.
В раздевалке всё так же орут и пьют. Кто-то подшутил над ростером «Филадельфии», приписав напротив фамилии Пронгера – «гей», и это очень смешно и классно: чертов Крис так их достал за эти шесть матчей. Как никто.
Патрик смеется, разглядывая ростер, потому что они сами – ни разу не геи, как и невезучий проигравший Пронгер. Это вообще что-то другое, он только не может понять или придумать – что.
Второй раз всё та же неприличная мысль приходит в их головы почти одновременно, в самолете. И это совсем другой чартер, не похожий на послеолимпийский, когда Лига развозила своих игроков из Ванкувера. Здесь и сейчас все – победители. Плохо, наверное, только пилотам, они одни думают о том, как бы долететь до Чикаго, а не угробить обладателей Кубка Стенли где-нибудь над э-э-э… Питтсбургом. Чтобы Кубок нечаянной радостью рухнул на голову Сиду, например.
Пробраться к сортиру можно, но сложно - если удачно разминуться с танцующими в проходе Троем, Кармен и Беном, а потом проскользнуть мимо Буриша, который подозрительно трезв. Или выглядит таковым.
Пока они думают – точнее, Джонни думает, прилично это или нет – Джонни же думает всегда, даже в такие идиотские моменты, между ними протискивается Бафф.
- Вы собрались меряться причиндалами, что ли? – спрашивает он. – Или решаете, кто первый? Идите уже вместе, вы, герои.
Момент загублен напрочь. Вот только напутствий Биг Баффа им и не хватало.
Патрик рад, что они не поехали к Стену. Дело в том, что в доме Стена он жил, и ему неловко будет вспоминать… Короче, у Кью он был всего пару раз, поэтому никакого пиетета перед туалетными комнатами тренера у него нет. К тому же, они отлично запираются. Хотя можно и не запираться – вся команда с шутками разной степени пристойности бреется внизу. Девочек-парикмахерш посоветовали Лэдд и Игер, и никто не стал спорить, потому что эти двое любят ходить бородатыми и во время регулярки.
Первыми – с воплями и стонами – в импровизированные парикмахерские кресла усаживают их с Тэзером. «Сбрейте это немедленно», «Превратите их в людей» и «Скажи: нет! клочкам и убогой растительности».
Джонни, кажется, засыпает, откинувшись на спинку, и только смешно дергает носом, когда девушка наклоняется слишком близко. У парикмахерш резкие, но приятные духи, и ты сидишь, как в облаке непривычного запаха.
«А теперь рыжий! Супи! Супи и Кит, не бойтесь, девочки, он вас не укусит» - «Ха, да ему просто нечем» - «Еще одно слово про зубы, Стиги, и ты тоже недосчитаешься…»
Они выскальзывают из гостиной, только переглянувшись. Миссис Кью идет им навстречу и улыбается:
- Устали, мальчики?
- Да, мэм.
- Нет, мэм.
Она смеется, качает головой и прикрывает за собой дверь.
В туалете опять получается какая-то заминка, словно они узнали новые правила и приноравливаются к ним. Типа, офсайд считается вот там, а за это нарушение будут штрафовать сразу. И еще – за Патриком должок, он помнит.
Поэтому во рту у него тяжело, тепло и очень настырно. Джонни тормозит, а потом, когда Патрик уступает, пропуская его глубже – не тормозит совсем, и не держит, упираясь обеими руками в стену. Ха, Кейн, конечно круче. Кто бы сомневался. Он даже рад, странно как-то, но рад, когда слышит виноватое «Ох», а к теплой тяжести добавляется вязкое, чуть горькое и соленое.
«Да, блин, в конце концов, это же белок. Обыкновенный белок. И Тэзер».
Мысль так легко утрамбовывается, что ему не составляет особого труда проглотить. И словить незапланированную долю кайфа, увидев обалдевшие тейвзовские глаза и удивленно приоткрытый рот. Честное слово, куда сложнее сдержаться и не покрутить рукой как после забитого гола.
Патрик, может быть, жалеет об этом. На следующий день. На параде. Когда его дергают за свитер, он поворачивается, сжимая скажите-ему-какую-по-счету банку пива, и видит – фотоаппараты и камеры, и толпу вокруг их автобуса, и сколько-то тысяч из двух миллионов отмечающих их победу чикагцев. И Джонни Тейвза, который стоит почти как там, в душевой «Ваховии-Арены». На три ступеньки ниже Кейна, с сосредоточенно открытым ртом и хитрым полупьяным взглядом. Все, наверное, думают, что он хочет пива.
Патрик принимает поражение без слов. Но он запомнит. За ним должок. И еще – у него есть целых пять лет, чтобы научить Джонатана Тейвза закрывать рот. Хотя бы иногда. Например, на парадах. Ведь этот - не последний, правда?
Fin.
_______
10 июня 2010 года "Чикаго Блэкхокс" выиграли Кубок Стенли, главный приз НХЛ, впервые после 49 лет неудач разной степени обидности. Патрик забил решающий гол, Джонни был признан самым ценным игроком серии плей-офф и получил "Конн Смайт Трофи". За дело был признан, нивапрос. Они победили "Филадельфию Флайерс" у неё дома, на "Ваховия-Арене" в шестом матче финальной серии. Крис Пронгер был - увы или хихи - бессилен.
Эдди Ольчик - журналист "чикагского пула" )), спортивный коментатор.
Трой Брувер; Бен Игер; Бафф, он же Биг Бафф, он же Дастин Баффлин; Супи, он же Брайан Кемпбелл; Стиги, он же Крис Верстиг - хоккеисты "Чикаго". Кармен - жена Троя.
"Гаторад" - спортивный энергетик.
Гэри Бэтмен - что-то вроде "начальника НХЛ", неоднозначная фигура, прямо скажем. )) Его не очень любят болельщики и игроки. Не говоря уж о генеральных менеджерах клубов
Стен (Стен Боумен) - генеральный менеджер "Чикаго", Патрик, только пришедший в клуб, несколько месяцев жил у него дома. Джонни подселили к Бренту Сибруку, но оба быстро сбежали в свободное плавание